1. ЯЗЫК КАК НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ
И сегодня, на 13-м году независимости страны, очень много дискуссий вокруг государственного языка. Казахстан обрел независимость, канул в Лету всесильный идеологический диктат Москвы, статус казахского как единственного государственного языка закреплен в Основном законе страны, из года в год растет количество казахскоязычных школ и СМИ. Вроде бы пришло время для успокоения. Газеты не только по-прежнему пестрят публикациями на языковую тему, они, напротив, приобретают особый размах, и не без основания.
Язык во все времена был главной составляющей национальной идеи и основой государственной идеологии. За примером далеко не надо ходить. Вспомним главного языковеда Страны Советов академика В.В. Виноградова, который говорил: "Русский язык является не только родным языком русской нации, но и общим языком для народов и народностей, которые входят в состав великого Советского государства. Ему принадлежит великая объединяющая роль. У всех народов Советского Союза - общее дело, общие задачи. В новой государственной обстановке русский язык выполняет ответственную миссию идеологического руководителя".
Но не прошло и 50 лет, как с распадом социалистической системы и роспуском Советского Союза начался и процесс дерусификации планеты. Победоносное шествие русского языка, который успел распространиться на гигантской территории от златой Праги до Пхеньяна и которому лингвисты всерьез прочили место величайшего среди мировых языков, было остановлено. Из некогда успешно заселенных ареалов его начали оттеснять с гораздо большей скоростью, чем он когда-то был навязан братским по идеологическим критериям народам.
Инициаторами процесса явились освободившиеся от коммунистического ига народы и страны Восточной и Средней Европы: сначала резкое сокращение преподавания русского языка предприняли немцы, чехи, словаки, венгры и словенцы. А затем за дело взялись и братья-славяне, и вот за какие-то 10-15 лет в их странах выросло новое поколение, которое относится к русскому языку как к равному среди равных, но уж никак не к первому над всеми. В дальнейшем этот процесс был подхвачен в постсоветской Балтии, где сегодня многие эстонские, латышские, литовские дети, родившиеся начиная с 80-90-х годов, совершенно не знают и, будем честны, даже не хотят знать русского языка. Не так давно осуществленный в Латвии перевод на латышский язык преподавания не менее 60 процентов учебных дисциплин в русских школах республики объективно свидетельствует о том, что проблема фактического функционального неравенства языков ощущается в этой стране по-прежнему остро. Идея лингвистического паритета и нейтрализации монопольного положения русского языка не обошла и тех, кто издавна и по сей день разговаривает на русском с порой режущим слух акцентом: грузины, армяне и азербайджанцы также существенно сократили, а местами и вовсе прекратили в своих школах преподавание русского языка.
В школах Молдовы русский язык исключен из учебной программы разом и без особых церемоний. Даже издревле самые близкие и единокровные по отношению к русским украинцы и белорусы в своих государствах возвели в категорический императив, прежде всего, возрождение и развитие родного национального языка. О том, что, защищая "рідну мову", отчаявшиеся люди готовы на крайности, говорит нашумевший случай: посетители одного из киевских кафе устроили в заведении разгром из-за того, что там звучала русская музыка, и разгоревшийся было конфликт на этнической почве удалось погасить с трудом.
На фоне перечисленных фактов и тенденций мы можем констатировать, что у нас в Казахстане общественно-политический диалог по проблемам языкового развития протекает куда более цивилизованно, взвешенно, гибко, мягко и планомерно.
Но так ли уж беспроблемна языковая ситуация в Республике Казахстан? И так уж ли радостны перспективы, если прогнозировать будущие состояния, отталкиваясь от нашего нынешнего социально-лингвистического status quo? Несколько отсрочим ответы на эти вопросы и вновь обратимся к мировой истории и практике.
Советский Союз не зря окрестили последней в истории империей. Причины и факторы ее бесславного конца были заложены, а точнее "запрограммированы", в самой модели той общественно-политической системы. И еще задолго до 1991 года, примерно с середины XX века, социологи, если не советские, то зарубежные, прогнозировали более чем близкие к реальному исходу сценарии развития лингвополитических событий. Потому что на тот момент у них уже имелись вполне очевидные причины неминуемого распада империй и сложившегося в процессе деколонизации характера дальнейших взаимоотношений между бывшими метрополиями и колониями. Самые яркие и хрестоматийные тому примеры - факты небывалого свертывания, редукции, отката и сокращения жизненного пространства английского, французского, испанского языков, безраздельное владычество которых на колонизированных в течение веков землях до поры казалось незыблемым, необратимым и бесспорным.
Истории колониализма известен универсальный поведенческий и управленческий код: чтобы упрочить свою власть над завоеванными народами, колонизаторы основательно берутся за две вещи, первая из которых религия, вторая - язык. Вновь присоединенную землю наводняют миссионеры, которые сначала отвращают туземное население от традиционной веры, а затем аборигенов методично разлучают с родным языком. Таковы два первых приема по превращению в манкуртов как отдельно взятых индивидов, так и целых этносов. Таков и парадокс истории, что, когда народы рвут цепи рабства и поднимаются на борьбу за независимость, главными ее мотивами и девизами выступают именно вера и язык.
Другая типологическая закономерность заключается в том, что как только народы добиваются независимости, они первым делом стремятся поскорее избавиться от всех и всяческих атрибутов позорного колониального прошлого и восстановить свою, в той или иной степени и на тот или иной взгляд, утерянную национальную идентичность.
История человечества извечно и на бесчисленном множестве примеров доказывает, что язык - это не только и не просто основное орудие коммуникации, но и мощнейшее оружие политического, экономического, социального принуждения и подчинения. В свое время Великобритания утвердила господство английского языка в своих многочисленных колониях, Франция - французского в африканских владениях, Испания - испанского в Южной Америке, не зря прозванной Латинской, Португалия - португальского в южноамериканских (Бразилия) и африканских (Ангола, Мозамбик) колониях, и даже десятимиллионные Нидерланды - всесилие голландского в "великанской" по численности Индонезии, превосходящей метрополию по народонаселению в двадцать раз.
После второй мировой войны в большей части мира развернулся глобальный процесс деколонизации: в освобождающихся и новообразующихся странах великие мировые языки (романские и германские) по исторически сопоставимым масштабам едва ли не в одночасье растеряли свои сильные позиции, которые им удавалось удерживать там на протяжении сотен прежних лет. Приняв на вооружение коренящиеся на Западе стандарты социально-экономической модернизации, развивающиеся страны, однако, не стали этого делать в сфере лингвистической: как бы совершенны, функционально развиты и распространены в мире ни были языки бывших поработителей, освободившиеся народы начали медленно, но верно вытеснять их из культурной жизни своих государств и обществ. Культурологи объясняют это двояко: с одной стороны, бытует представление, что как бы богат ни был привнесенный и навязанный извне язык, для нас это чуждое явление язык захватчиков и эксплуататоров; с другой - имеет место твердая убежденность в том, что "отныне и впредь мы не "туземцы" и "инородцы", как нас представляли колонизаторы, а самодостаточная нация со своим языком, верой, историей, культурой, лицом и достоинством, и потому в условиях независимости мы делаем ставку на родной язык и намерены развивать его".
Мудрость политиков никогда не ошибалась в том, что путь к сердцу народа, веками терпевшего унижения и оскорбления, лежит через его родной язык, через чуткий, уважительный, честный и ответственный диалог с ним на понятном ему языке его матерей и отцов. Проиллюстрируем это на примере Пакистана - самой крупной мусульманской страны, численность населения которой превышает 150 миллионов человек. Как известно из биографических описаний, основатель этого государства Джинна Мухаммед Али в свою бытность студентом Оксфордского университета совершенно не верил в Бога и даже слыл отчаянным атеистом. Но вернувшись на родину и включившись в борьбу своего народа за национальную независимость, он первым делом совершил покаянный молебен и пал ниц в знак смирения перед всемогуществом Аллаха, объявив себя истинным правоверным. Будучи превосходным знатоком английского языка, он, тем не менее, посвятил себя трудному, но на тот момент популярному поприщу последовательного борца за признание прав и возможностей родного языка - урду. Так, на столпах исконной веры и родного языка Джинна Мухаммед Али получил общенародное признание в качестве национального лидера и поднялся на пьедестал основателя независимого Пакистана. Хотя, если быть правдивым до конца, то поднятый им на щит язык урду - это всего лишь один из диалектов хинди, вобравший в себя большое количество арабских и персидских слов, использующий арабский алфавит вместо деванагари.
Автор знаменитого политического бестселлера XX века "Сарина", первый президент независимой Индонезии Ахмад Сукарно был чрезвычайно популярен в СССР, поскольку в коммунистической пропаганде его имя активно использовалось как один из символов антиимпериалистической борьбы и пробуждения народов Азии. Так вот, тот самый Сукарно еще в бытность Индонезии голландской колонией, окончив высшее учебное заведение на голландском языке, вместе с тем блестяще овладел и английским. Но в кресло первого президента Индонезии его усадили совсем не эти добродетели, а возглавленная им борьба за конфессиональные и языковые права своего народа. Именно Сукарно наставил на путь ислама современную Индонезию, численность населения которой сегодня превышает 200 миллионов человек.
И вновь обратимся к объективным фактам и заключениям профессиональных лингвистов, согласно которым так называемый индонезийский язык - это всего лишь продолжение и развитие в Индонезии малайского языка (на котором, кроме Индонезии, говорят в Малайзии, Брунее и Сингапуре). Название "индонезийский язык" вместо "малайский язык" принято в Индонезии на Конгрессе молодежи в 1928 году, а в качестве официального языка и языка межнационального общения Республики Индонезии существует лишь с 1945 года. Но Сукарно понадобилась общая идея, способная всколыхнуть и консолидировать до того разобщенный народ. И, к своей чести, он безошибочно выбрал ее из множества заманчиво витавших в воздухе: ею стала идея духовного освобождения, путь к которому пролегает через возрождение веры и языка. Всенародная любовь к национальному лидеру оставила настолько глубокий след в памяти индонезийцев, что спустя 30 лет на ее волнах к власти была приведена дочь Ахмада Сукарно - нынешний президент Индонезии госпожа Мегавати Сукарнопутри. И таких примеров мировая история знает превеликое множество. Каков же логический вывод из этих историко-лингвистических экскурсов?
Язык, в первую очередь, важнейший и непременный атрибут, отличительный знак, совокупность культурно-исторического опыта конкретной нации, сложный идентификационный символ и источник ее цивилизационного самоопределения.
Исходя из этой непреложной истины, каждая нация, решившая стать вершительницей своей собственной судьбы, дело защиты и укрепления своей независимости начинает именно с возвышения статуса, престижа и функциональных возможностей родного языка. Об этом свидетельствует как вся прежняя история борьбы народов мира за свою независимость, так и происходящая на наших глазах современная практика развития стран - членов Содружества Независимых Государств.
Поэтому первостепенное внимание к проблемам языкового развития нации и усовершенствования общественно-языковой практики - верный и бесспорный признак возникновения, становления и развития молодого независимого государства, непременный спутник национальной модернизации, основа национальной идеи и духовного возрождения национальной культуры.
2. ВОЗРОЖДЕНИЕ ЯЗЫКА - ВОЗРОЖДЕНИЕ НАЦИИ
Характеризуя нынешнее положение нашего родного языка, мы имеем полное основание отметить, что за годы независимости в Республике Казахстан сделано в этом плане немало. По всей стране открываются школы с казахским языком обучения. В сравнении с ситуацией советских времен это огромный прогресс, если вспомнить, что в результате языковой политики союзного "центра" и местных горе-интернационалистов по искоренению казахскоязычных очагов образования и воспитания к 80-м годам в столице Казахской ССР - городе Алматы оставалась лишь одна-единственная казахская школа № 12. А как можно забыть, что в северных областях республики, не говоря уже о сокращении количества казахских школ, численность самих казахов уменьшилась до 15-20 процентов, и это воспринималось как позитивный фактор дальнейшей интернационализации страны.
Перелом в столь негативных тенденциях и исправление затяжных диспропорций наметился лишь с обретением независимости и переносом столицы страны в город Астану. Только за годы независимости в Казахстане открыто 727 казахских школ. Если в 1990 году численность детей, обучающихся на казахском языке, составляла 900 тысяч, то в 2003-м этот показатель вырос до 1 миллиона 600 тысяч. Здесь следует уточнить, что численность казахскоязычных казахов увеличилась по простой демографической причине: в городских семьях, в основном представленных русскоязычными казахами, количество детей, как правило, составляет 1-2 ребенка, между тем как казахскоязычное население республики количественно поддерживается и увеличивается за счет аульных (сельских) казахов, среди которых многодетность традиционна и по-прежнему высока. Эта тенденция роста продолжается, и в ближайшие десятилетия численность казахскоязычного населения (разрастающегося как за счет казахов, так и за счет неказахов, из года в год все в больших масштабах приобщающихся к казахскому языку) будет увеличиваться. Не учитывать интересы этой прогрессирующей части населения страны невозможно. Поэтому и языковая политика государства должна строиться с учетом этого фактора.
Более чем бедственным было в советскую эпоху положение казахского языка в стенах высших учебных заведений. Горстка казахских отделений, да и то преимущественно на гуманитарных факультетах, существовала только в двух университетах (в Алматы и Караганде) и некоторых пединститутах, тогда как в подавляющем большинстве вузов преподавание практически всех дисциплин велось на русском языке. Сейчас это кому-то покажется несуразностью, но даже в Алматинском зооветеринарном институте и Казахском сельскохозяйственном институте, куда поступали и откуда по завершении учебы разъезжались по аулам дети чабанов и дехкан, занятия, за редкими исключениями, велись на русском языке!.. Какой же спрос мог быть в таком случае с остальных?!
Сегодня дела в этой сфере приведены в соответствие с логикой и порядком вещей, налицо прогрессивные изменения, хотя и нерешенных проблем остается немало. Быть может, пока что мобилизованы еще не все ресурсы и возможности. Быть может, мы движемся вперед еще медленно. Но вот что можно констатировать однозначно: решительно отведена и безвозвратно ушла в небытие та угроза, что нависла над казахским языком в 70-80-е годы прошлого, тоталитарного, столетия. В том же, что будущее, которое ожидает наш родной язык, намного светлее его настоящего, у нас сегодня нет и не должно быть никаких сомнений.
3. ГОСУДАРСТВЕННО-ЯЗЫКОВОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО
Долгое время мы жили по принципу: сначала - экономика, а потом духовность. Да, действительно, тогда у нас с правом выбора было не густо. Сейчас экономика возрождается, и строительный бум, охвативший сегодня весь Казахстан, весомое тому подтверждение. А как же обстоит дело с государственно-языковым строительством? Поговорим и об этом.
В наших средствах массовой информации часто поднимается и довольно жарко обсуждается вопрос о том, что власти предержащие, то есть Администрация Президента, Парламент и Правительство, а за ними и министерства, ведомства и местные исполнительные и представительные органы, не уделяют должного внимания провозглашенному в Конституции и прописанному в законах и правовых актах делу активного внедрения, использования и развития государственного языка в работе органов государственного управления. Критикуют, невзирая на лица. Обсуждают, указывая на преимущества и недостатки, выявляя "плюсы" и "минусы" конкретных должностных лиц.
Что ж, расчистить авгиевы конюшни копившихся десятилетиями проблем задача не из легких, и решается она не за один день. Но если истина рождается в споре, а все познается в сравнении, то справедливо и то, что, сопоставительно с прежними периодами, во внедрении государственного (казахского) языка в делопроизводство наблюдается ряд серьезных положительных подвижек. Все верно: перед законом все равны и ответственности за неукоснительное соблюдение законов с государства никто не снимал.
Пример подает сам Президент. Большинство поручений Главы государства поступает на казахском языке, а в последнее время на документах и материалах, подготовленных на русском, можно увидеть его резолюции и визы, написанные по-казахски... О чем это говорит? О том, что так поступает высшее должностное лицо государства, в совершенстве владеющее казахским и русским языками и согласно духу и букве закона - употреблять наравне государственный и русский языки - профессионально и полнокровно использующее свои лингвистические знания, умения и навыки при исполнении государственных функций. Чем не образец для всеобщего подражания?!
Все чаще востребованным стал казахский язык в выступлениях депутатов Парламента. Благодаря неизменной и последовательной заботе о государственном языке таких наших депутатов, как Шерхан Муртаза и Фариза Унгарсынова, из года в год повышается лингвистическая и общефилологическая культура парламентской практики. Более того, свойственное им подвижничество и присущее им искусство действовать и говорить на родном языке значительно расширило круг энтузиастов государственного языка, призвало и подвигло многих министров и всех, кому доводится отчитываться и выступать с трибуны Парламента, пересмотреть свое отношение к собственной лингвистической компетенции и серьезным образом "подтянуть" свой государственный язык. Хотя многие из них изрядно подпортили свои репутации, проголосовав против законодательной инициативы своего коллеги А. Айталы по языковому вопросу.
Не намерено отставать и Правительство, которое когда-то, в 90-х, спорадически начав разговаривать по-казахски, сегодня имеет в своем багаже вполне зрелый опыт проведения своих заседаний на государственном языке, который часто практиковался в Кабинете бывшего премьер-министра И. Тасмагамбетова. Помнится, в бытность членом Правительства, я также всемерно подвигал своих коллег-министров к тому, чтобы они, пусть ценою ошибок и стыдливого румянца на щеках, старались говорить по-казахски и, уверенные в своих способностях, развивали свою казахскую речь. Ибо для них в тот момент было важно, как говорят в быту, "переломить язык" или, как говорят ученые-лингвопсихологи, перешагнуть психологический барьер преодолеть боязнь ошибки и страх осуждения. Сегодня же каждый казахстанец имеет возможность наблюдать, что когда-то "грамотно молчащие" и "закрытые" для казахской прессы русскоязычные министры не просто дают на казахском языке телеинтервью, но даже выступают с большими устными докладами, разъяснениями и, ничуть не уклоняясь от вопросов, свободно участвуют в спонтанно возникающих дискуссиях. И это несмотря на то, что многие из них учились в русских школах и в большинстве своем являются выпускниками российских вузов. Впрочем, результат, как говорится, налицо. Хотелось бы отметить, что некоторые средства массовой информации вменили себе в привычку по-буквоедски вылавливать из публичной казахской речи членов Правительства всевозможные "перлы" и "ляпы", а потом выставлять их на всеобщее обозрение. По-моему, не стоит судить слишком строго: есть опасность загубить на корню их энтузиазм и волю к языку. От человека, всю прежнюю жизнь мыслившего и изъяснявшегося по-русски, нельзя ни ожидать, ни тем более требовать, чтобы в одно прекрасное утро он проснулся и... заговорил чистейшим литературным языком Абая.
От добра добра не ищут, природа же добра такова, что оно достигает своей зрелости и совершенства не сразу, а через достаточное время и в необходимые сроки.
Итак, на вышеприведенных конкретных и вполне живых примерах мы убедились, что, в отличие от властителей советских времен, наши верхи и могут, и хотят, и могут, когда хотят, не просто повернуться лицом к родному языку, но и пойти в политическом авангарде его возрождения и утверждения в качестве государственного. И как тут удержаться от замечания, что все подлинно патриотичное - подлинно демократично.
Но все ли симпатизируют этому демократическому почину? Вопрос далеко не праздный, если иметь в виду, что, несмотря на все очевидные достижения независимого Казахстана в области национально-языкового, государственно-языкового и культурно-языкового строительства и на в общем-то благоприятную языковую ситуацию в стране, подобно выстрелам из прошлого, здесь и там встречаются рецидивы языкового нигилизма или, точнее, этноязыкового ренегатства, когда тот или иной человек сознательно отказывается от родного языка, разрешая свой выбор в пользу другого, на его субъективный взгляд, "более престижного и перспективного". Нередко при этом страдают несовершеннолетние дети, которым их "продвинутые" родители отказывают в праве самостоятельного выбора языка воспитания, обучения и личностного развития и таким образом отлучают от языка своего этноса. Типичная тому иллюстрация в Казахстане - это когда наделенные кое-какой властью, деньгами и известностью в обществе родители-казахи отдают своих детей в русские, английские и прочие школы. И в своей оправдательной аргументации эти люди зачастую прибегают к огульной клевете на казахскую школу: дескать, и учителя там плохие, и учебников хороших нет, и обеспечение слабое, и контингент нехороший...
Что здесь сказать, языковой манкуртизм - позорное явление, род нравственного отступничества и духовного пораженчества, характеризующего не столько общество, где оно имеет место быть, сколько конкретных людей, поддавшихся этому соблазну, по сути, эгоистическому и потребительскому.
Если взять за пример хорошо знакомые мне семьи известных ученых, литераторов и общественных деятелей, чьи дети обучались в казахских школах, и поскольку то были городские школы, они усвоили русский язык не хуже родного. Старшие из этих детей получили образование в университетах США и Европы и в эти дни успешно работают за границей. Немало среди них и тех, кто успел овладеть арабским, персидским и даже японским языками. Стало быть, за гласными и негласными мнениями вроде "в казахских школах дают дурное воспитание и никудышные знания" следует усматривать не больше чем низменные и недалекие попытки их приверженцев оправдать свою собственную узколобость и невежественное малодушие.
4. ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ
В последние годы в обществе довольно часто обсуждаются вопросы терминологии, или, точнее, терминологической модернизации и стандартизации как органической части национально-языкового ренессанса. В этой связи я должен был бы отметить, что терминология - своего рода высшая математика языкознания, элитарная и пассионарная отрасль, которая требует глубоких, энциклопедических знаний и которая не переносит вульгарных вмешательств со стороны непрофессионалов. Красноречивый тому пример - теория и практика терминотворчества Ахмета Байтурсынова и просветителей "Алаша".
В самом деле, первая четверть XX века ознаменовалась небывалым лингвистическим прорывом, инерция которого затем была ощутимой на всем протяжении столетия. И это тот случай, когда, согласно казахской поговорке, "хороший отец плохому сыну - сорок лет кормилец". Начало терминологической "революции" положено в "Оқу құралы" ("Пособие по чтению") А. Байтурсынова, увидевшем свет в 1912 году. Первоначально введя для казахского синтаксиса и морфологии казахские же термины частей речи и членов предложения "бастауыш" - "подлежащее", "баяндауыш" - "сказуемое", "есімше" - "причастие", "көсемше" - "деепричастие" и т.д., впоследствии Байтурсынов единолично сформировал практически всю грамматическую терминологию казахского языка, с тех пор и поныне обслуживающую национальный научно-образовательный и общенародный обиход. Наши историки и теоретики литературы еще толком не осознали, не осмыслили и не реактивировали когда-то созданные А. Байтурсыновым литературоведческие и общеэстетические термины "әсірелеу", "меңзеу", "кейіптеу", "шендестіру" и т.д., которые были сформулированы на эмпирической почве именно казахского (шире - тюркского) фольклора и литературы и именно для их объяснения, а не в фарватере и наивном копировании методологического инструментария европоцентристской филологии, культурологии и эстетики. Впрочем, на то имеются веские политико-исторические причины: ведь даже на факт авторства Ахмета Байтурсынова над этими терминами, концепциями и учениями было разрешено гласно указывать только с 1988 года - с момента действительной реабилитации личности и наследия ученого.
Вместе с А. Байтурсыновым над обогащением, стандартизацией и унификацией научно-понятийного аппарата отдельных отраслей знания "могучей кучкой" трудились его соратники. Так, Магжан Жумабаев занимался разработкой терминов в области педагогики, Жусипбек Аймауытов психологии, Халел Досмухамедов - зоологии и физиологии, Жумахан Кудерин ботаники. Алимхан Ермеков, начав с математических понятий и терминов, создал на казахском языке целостную систему курса высшей математики. Впоследствии эту традицию подхватил и развил великий Каныш Сатпаев. В титанический труд по сотворению терминов внесли свою лепту Мухтар Ауэзов и Габит Мусрепов.
Условия, в которых жили и действовали деятели "Алаша", существенно отличаются от условий, в которых работают современные терминологи. С момента осуществленной еще в XX веке институционализации данного процесса сегодня круг этих вопросов отведен в компетенцию Государственной терминологической комиссии. К сожалению, имевшие место в первые годы суверенитета нестабильность и лихорадочные пертурбации в деятельности Гостерминкома не позволяют оценивать его работу как высокопродуктивную. Оказывается, бывали такие случаи, когда его заседания проводились всего раз в год.
И все же хорошие оптимистические надежды вселяют последние изменения, когда состав Гостерминкома был обновлен, и в него, кроме известных ученых, вошли специалисты-практики - руководители отделов и служб перевода Администрации Президента, Канцелярии Премьер-Министра, аппаратов Мажилиса и Сената Парламента. Теперь работа комиссии стабилизировалась, ее сессии проходят с регулярностью один раз в квартал, а их результаты публикуются на страницах специального издания "Терминологиялық хабаршы" ("Терминологический вестник") и на страницах центральных газет.
Как председатель Гостерминкома в 2001-2003 годах, хотел бы высказать одну рекомендацию. На мой взгляд, при осуществленном в сентябре 2003 года разделении Министерства культуры, информации и общественного согласия на два независимых органа - Министерство культуры и Министерство информации - была допущена ошибка: департамент языков почему-то был перераспределен в состав Министерства культуры. Но ведь основные векторы языковой политики государства и главное поле предметной деятельности соответствующей госструктуры - это сферы образования и СМИ. Поэтому, по логике вещей, департаменту языков целесообразнее было бы функционировать в составе либо Министерства информации (в обязанности которого - в соответствии с Конституцией и языковым законодательством - входит проведение сбалансированной языковой политики в медиа-пространстве), либо Министерства образования и науки, отвечающего за научно-методическое обеспечение общественно-языковой практики по всей вертикали - от детских дошкольных учреждений до вузов и академий. Остается надеяться, что при возможных последующих реорганизациях указанных министерств это будет учтено.
Демократизация любого естественного языка почти всегда сопряжена с чрезмерно активизирующимися в нем инновационными процессами, которые в первую очередь охватывают подвижные ярусы языка (лексика, фразеология, терминология; правила произношения, алфавит, графика, орфография и пунктуация), а нередко захлестывают и такие, обычно жестко консервативные, уровни, как морфология и синтаксис. При этом обновление в языке - это не обязательно интернационализация и иноязычные заимствования; напротив, ренессансный тип этноязыковой демократизации и модернизации, как правило, выбирает такую стратегию порождения новых слов, выражений и форм, при котором инновационное развитие происходит за счет внутренних ресурсов языка. В современном казахском литературном языке периода обретения независимости мы имеем возможность наблюдать доминирование именно такого варианта национально-языковой реконсолидации, вдобавок успевшего приобрести весьма броские черты языкового пуризма, "почвенничества" и "коренизации".
И здесь уместно будет сослаться на историю русского словообразования и терминотворчества. Я не понаслышке знаю историю создания русских словарей, ибо свою кандидатскую работу делал на материалах дореволюционных русских энциклопедий. В чем же сила "великого, могучего", где тот неиссякаемый родник его пополнения. Мне кажется, что его сила - в заимствовании, а источник - иностранные языки. Обратим также внимание на небезынтересный факт расширения словарного запаса популярного "Словаря русского языка" С.И. Ожегова, претерпевшего свыше 20 изданий, по мере года его издания: 1949 г. - 50000, 1960-й - 53000, 1972-й - 57000, 1989-й - 70000, 1994-й - 75000 слов. Если первый большой, наиболее полный толковый словарь русского языка, вышедший в конце XVIII века (1789-1794 гг.), именуемый "Словарем Академии Российской", состоял из 40 тысяч слов (я преднамеренно опускаю другой академический "Словарь русского языка" под редакцией Я.К. Грота, выпущенный век спустя, содержавший всего лишь 20 тысяч слов), то большой академический "Словарь современного русского литературного языка" в 17 томах объединял уже свыше 120 тысяч слов (1948-1965 гг.), а его последнее издание, считающееся самым полным толково-историческим и нормативным словарем, отражающее все богатство русского литературного от Пушкина и до Бродского, - свыше 150 тысяч слов (для сравнения отметим, что гений русской поэзии Пушкин употреблял в своих произведениях 26 тысяч слов). О чем говорит подобная лингвистическая статистика? О том, что процесс обогащения поистине живого русского языка при всех формациях, режимах и властях идет без остановки. Если в средние века основным источником пополнения русского языка была тюркоязычная среда, то с развитием науки и техники - французский и немецкий языки, а с конца XX века в этом процессе безраздельно господствует английский язык. Значительное число новых слов вошло в русский язык только за последние 15 лет, и почти все они западноевропейского происхождения, преимущественно английского.
Следует отметить, что именно Пушкин стоял у истоков западноевропейского заимствования, обозначив три основных способа слияния, словообразования: славянизмы, народно-разговорный язык и западноевропейские заимствования.
Какой вывод следует нам сделать из всего этого? Вывод напрашивается сам: изучить и применить практику иноязычных заимствований русского языка.
Существует три источника терминообразования казахского языка: первый - сам казахский, второй - тюркоязычная среда, третий - западноевропейские заимствования. Некоторые псевдопатриоты должны понять, что замена западноевропейских заимствований арабскими, персидскими, а иногда старомонгольскими словами - это тупиковый и довольно запутанный путь развития науки. Есть два способа противостоять заимствованиям: первый уподобляясь страусу, не замечать, игнорировать этот живой процесс языка, находя смысл новых слов в уже существующем словарном запасе языка; второй - принять всеобщий закон обогащения и развития языков всего мира и смело внедрять их в языковой оборот. Лично я - сторонник второго. Ведь живой регулятор языка - это его потребитель. А наше молодое поколение уже сделало выбор в пользу английского, с этим уже смирились все великие языки - французский, немецкий и даже арабский, не говоря уже о турецком, где западноевропейские заимствования давно уже стали нормой.
Это еще раз подтверждает ту истину, что термины не даруются как физическая данность, они создаются конкретными людьми, и потому "ничто человеческое им не чуждо", в том числе субъективизм и даже некоторый налет сентиментальности. История языкознания способна предложить неисчислимую массу поучительных, порой курьезных примеров, когда, сначала с большим энтузиазмом восприняв некие новые и "продвинутые" планы выражения, спустя некоторое время человечество с улыбкой вспоминало об этом своем моменте слабости, который когда-то на полном серьезе представлялся "апофеозом воли".
В этой связи достаточно вспомнить коллизию с календарем великой Французской революции (1792-й), уничтожившей королевскую власть, упразднившей эру "от рождества Христова" и объявившей, что отныне "все общественные акты будут датированы 1-м годом Свободы". Вскоре после этого, 5 октября 1793 года, конвент ввел новый календарь (автор идеи Сильвен Марешаль, разработчик поэт Фабр Д'Эглантин, председатель комиссии Жильбер Ромм), в котором старые названия месяцев, связанные с именами римских императоров и мифологией, были заменены новыми, связанными с природными условиями: весенние месяцы стали называться жерминаль (прорастание), флореаль (цветение), прериаль (луга), летние - мессидор (колосья), термидор (жара), фруктидор (плоды) и т. д. Вместо 7-дневной недели была введена новая единица времени - декада, порядковые дни которой назывались соответственно: 1-й - примиди, 2-й - дуоди, 3-й триди, 4-й - квартиди и т.д. Судьба этого календаря оказалась не столь романтичной: просуществовав всего 13 лет, в 1805 году он был заменен григорианским, и даже предпринятая много лет спустя попытка Парижской коммуны (1871-й) возродить его потерпела фиаско вместе с падением этой самой коммуны.
Но календарь календарю рознь, и, например, сегодня никто не вправе диктовать свою волю братскому туркменскому народу, в результате исторического выбора которого в центр официального календаря независимой Республики Туркменистан положена главная консолидирующая идея и центральный живой символ - отец всех туркменов Сапармурат Туркменбаши. Решением парламента этой страны бывший январь называется туркменбашы, апрель - гурбансолтан эдже, июль - горкут, сентябрь - рухнама... Изменены и названия дней недели: понедельник - баш гюн, вторник - яш гюн, среда хош гюн, четверг - согап гюн, суббота - рух гюн. Здесь мы еще раз убеждаемся, что термин - условен, конвенционален и идеологичен. Суть не всегда в названии: главное, чтобы этот календарь устраивал туркменов, помогал им ориентироваться во времени и они не путали дни недели.
Возвращаясь к вопросам развития лексического состава казахского языка, я хотел бы отметить, что с момента избавления от тоталитарного гнета и на волне эйфорического "парада суверенитетов" у нас тоже возымело место увлечение деколонизацией внутринационального языкового общения, в результате которой сплошной казахизации подверглись даже нейтральные интернациональные слова: паспорт мы переиначили в төлқұжат, архив мұрағат, музей - мұражай, композитор - сазгер. Оговорюсь сразу: расширение синонимических рядов - процесс в общем-то здоровый, нормальный, и его нужно приветствовать. Но, будь моя воля, именно перечисленным словам-понятиям я бы вернул прежний, дореформенный вид. Боюсь, что теперь уже поздно: за прошедшее время эти, с позволения сказать, термины вовсю заселили тексты большого множества наших законов и нормативно-правовых актов. Хотя, изрядно исколесив мир, я еще не встречал народа, задавшегося целью для готового, однозначного и стабильного понятия "паспорт" изобрести свой исконный, национально-языковой план представления.
Это известно каждому школьнику, что этимологическое значение слова "архив" (от латинского "архивум" - присутственное место) - место хранящее документы, а слова "музей" (от греческого "мусейон") - храм муз. В этих значениях указанные термины употребляются во всех цивилизованных странах и народах (а не только в Европе) с небольшой формальной разницей, обусловленной особенностями фонетической адаптации этих слов каждым конкретным языком-пользователем. И только мы с вами пошли намного дальше и, как говорится, оказались "впереди Европы всей".
А ведь в действительности музей - это не только хранилище и выставка раритетов, но особое, нередко крупное научно-исследовательское учреждение. Все более или менее известные музеи мира - это прежде всего научные центры и уж затем - экспозиции. На этом фоне более чем очевидно, что своим нововведенным "мұражай" мы непростительно сузили как значение слова, так и семантический объем самого понятия. Полисемия урезана в моносемию - как многогранный алмаз сточен в плоскую линзу... Как тут не вспомнить Абая: "И кровь кипит, и мечется душа, ну а бороться нет уже резона..."? Потому что вносить изменения в реестры терминов еще можно, а в утвержденные Парламентом законы - уже сложно.
Из этих же оснований моя натура всячески противится все шире практикуемой замене "композитора" на "сазгер" Казахское "саз" передает значение "напев, мелодия", стало быть, "сазгер" - не более чем мелодист. Тогда как значение слова "композитор" куда боле шире! У русских есть слово "музыкант", но поскольку оно не передавало всю полноту понятия "композитор", они взяли за основу латинскую форму. Также и в абсолютном большинстве языков народов мира используется именно эта лексема, и даже в орфографии фигурирует изначальный извод - compositor.
Начиная Конституцией и рядом конституционных законов у нас узаконены термины елтаңба и әнұран. На мой субъективный вкус, на месте этих слов я бы без колебаний оставил прежние "герб" и "гимн". Слово "герб" происходит от немецкого erbe - "наследие". Первоначально возникнув как отличительные знаки конкретного лица, прародителя, династии, сословного или цехового объединения, по ходу истории гербы выросли до эмблем и символов целых городов, областей, регионов, государств. У нас же произошло так, что словом елтаңба (< ел "государство, страна" + таңба "знак, символ; тамга") мы выбрали заведомо "одновалентный" контекст и узаконили только одно значение - "государственый герб". А как в таком случае выражать по-казахски понятия "герб города", "родовой герб"?.. Более того, возникающие как в устной, так и письменной речи словосочетания вроде "мемлекеттік елтаңба" (букв, "государственный государственный символ") провоцируют явления плеоназма и тавтологии (неоправданной избыточности и повторов) и тем самым объективно алогизируют и засоряют язык. Вот почему каждый конкретный акт терминотворчества требует глубочайшей и осмотрительнейшей экспертной проработки - системного предвидения будущей жизни слова во всех его реальных и потенциальных связях и отношениях. Если изъясняться проще, в этом деле непреложно правило: семь раз отмерь, один - отрежь.
Исконное значение слова "гимн" - хвалебная песнь в честь богов, возникшая и сформировавшаяся как жанр в Древней Греции, а затем воспринятая и развитая в христианстве для почитания Бога, ангелов и святых. В светском обращении первым гимном стала революционная "Марсельеза", на смену которой затем пришел "Интернационал". Заменив интернационализм "гимн" на казахское "әнұран", мы также проявили поспешность. Получилось неразличение понятий: ведь "ұран" - это "боевой клич", а "гимн" - государственный символ, музыкальная "версия" государственного герба и флага. Не оказалось ли в результате, что у всех государств и народов гимн - это хвалебная песня в честь государства, и только у нас гимн - "песенный боевой клич".
Обо всем это я пишу вовсе не в призыве исправить допущенные кем-то ошибки, а для того, чтобы из этого были извлечены надлежащие уроки. Впредь разработку столь ключевых, всеобще важных и государственно значимых терминов мы должны осуществлять с предельной ответственностью и взвешенностью.
Выше мы уже говорили о новой волне языковой вольности, которая в условиях демократических свобод, плюрализма мнений и запрета цензуры местами приобретает черты разнузданного словотворческого авантюризма. Не секрет, что некоторые беспокойные сердца и весьма уважаемые в обществе люди, всерьез уверовав в безупречность своих вкусов и взглядов, так и норовят узаконить в казахском языке такие, весьма проблематичные как в терминологическом, так и общесловарном отношениях замены, как, например, "өзие" вместо "автор", "сымтетік" вместо "телефон", "үнжария" вместо "радио". Словно этого мало, предлагают такие "адекватные", на их взгляд, переводы, как "сарашы" вместо "редактор", "мүдір" вместо "директор", "уәзір" вместо "министр", "ұзынсан" вместо "тираж", "жыржауһар" вместо "антология", "жасалым" вместо "техника". А иные умные головы, в своих лексико-семантических упражнениях дошедшие до того, что "робот" - это, видите ли, "құлтемір", "микстура" - "лайша", "рецепт" - "ішірткі", без тени смущения заваливают госорганы и редакции СМИ своими "открытиями" и "изобретениями", великодушно обещая при этом прислать еще множество подобных образцов переживаемых ими взлетов "инженерно-знахарской" мысли. Что ж, "правда уродлива", говорил Ницше, и я надеюсь, что обижаться за нее на меня никто не станет.
Аналогичную профанацию можно наблюдать и в общественных дискуссиях по вопросам терминологии. Просмотрите свежайшие недельные подшивки газет и выпуски электронных СМИ: зачастую публично рассуждать на эти сложные и деликатные темы берутся люди, далекие как от лингвистики, так и от науки вообще... Судят на глазок, с высоты своего "вершка", не владея научно-понятийным аппаратом отрасли, не считая нужным хотя бы полистать вузовские учебники для студентов-филологов и даже не пытаясь пригласить к беседе профессионалов. Это драматично, но факт.
Судьба языков творится не на площадях, трибунах и листках громких воззваний, а в трудах ученых и педагогов, которые своим талантом превращают добытые ими прогрессивные знания в достояние народных масс. Примером тому - патриотический труд тысяч казахских языковедов, которые после гибели А. Байтурсынова и граждан "Алаша", в тяжелейший период 40-80-х годов XX века, с большим или меньшим успехом обходя ограничения и запреты тоталитарного режима, вели последовательную работу по системному научному описанию, нормализации и стандартизации современного казахского литературного языка, благодаря чему мы, собственно, и имеем тот терминологический корпус казахского языка, с которым шагнули в независимость 12 лет назад. Именно то поколение подготовило такую профессионально-кадровую ситуацию в стране, когда, несмотря на все потери и лишения последних десятилетий, образовательный уровень казахстанцев остается по-прежнему высоким, а приезжающие в республику иностранцы с удивлением отмечают довольно зрелые масштабы и степень владения казахстанцев иностранными языками, главным образом западноевропейских. И именно в ту пору в казахском языке были созданы и введены в обиход системы отраслевых терминов, авторы-разработчики которых бескорыстно и скромно работали на национальную идею и вовсе не спешили "застолбить" свое авторство или прослыть великими "терминаторами" от терминологии. О том же, что казахский язык, как и все тюркские языки, обладает богатейшими и воистину неисчерпаемыми терминотворческими возможностями, можно было бы написать целую монографию. Историки языка прекрасно знают, что когда-то в глубоком средневековье именно тюркские языки послужили источниками, из которых активно пополнили свои лексические запасы многие славянские, угро-финские, иранские, кавказские, в меньшей степени германские и романские народы. Один лишь русский язык дает массу примеров обогащения словарного состава языка за счет тюркских заимствований. Так, "Словообразовательный словарь тюркизмов" М. Мусатаевой и Л. Шеляховской описывает 23 тематические группы тюркизмов в русском языке: со значением лица - "атаман", "богатырь", "боярин", "есаул", "товарищ", "ямщик"; со значением места - "базар", "киоск", "магазин", "чердак", "шатер"; наименования одежды - "бахилы", "зипун", "каблук", "фата", "шаль"; наименования продуктов питания - "айран", "балык", "брага", "калач", "колбаса", "пирог", "урюк", "шашлык", "щи"; наименования животных "аргамак", "балобан", "барсук", "беркут", "газель", "ирбис", "лошадь", "марал", "сапсан", "сурок", "теленок", цветообозначения - "алый", "буланый", "бурый", "карий", "чалый", "чубарый"; метеонимы - "буран", "влага", "пурга", "сель", "туман", "ураган", наименования предметов быта - "арба", "бадья", "безмен", "войлок", "диван", "казан", "камча", "капкан", "кетмень", "кибитка", "кирпич", "ковчег", "мангал", "сундук", "кальян", "тюк", "утюг", "фарфор", "чемодан", "ящик", наименования растений - "аир", "айва", "алыча", "арбуз", "баклажан", "барбарис", "жасмин", "инжир", "кунжут", "лимон", "ревень", "сандал", "хмель", "черемша", наименования оружия - "булат", "кинжал", "колчан", "мишень", "сабля"; наименования драгоценных камней - "алмаз", "бирюза", "бисер", "жемчуг", "изумруд", "топаз", "яхонт", "яшма" и т.д.
Вышеприведенный список можно было бы продолжить, включив тысячи и тысячи слов. Как ни странно, многие нигилисты, считающие казахский язык скудным, даже не догадываются, употребляя в повседневной жизни большое множество тюркизмов, об их истинном происхождении. А ведь, по утверждению самых авторитетных тюркологов, именно казахский язык сохранил свой изначально тюркский характер.
Недавно один экономист, казах по происхождению, громогласно заявил, что в финансово-экономической сфере терминообразующие возможности казахского языка ограничены. Если бы он знал, что такие слова русского языка как "алтын", "артель", "базар", "казна", "магазин", "товар", "таможня", "деньги", "ярлык", "пай" и целое множество других имеют исключительно тюркское происхождение, думаю, он не поторопился бы со своими скоропалительными "выводами".
Как видим, генетическая и типологическая природа тюркских языков, к каковым относится и казахский, вполне позволяет создавать слова, фраземы и термины не только для внутреннего пользования, но и "на экспорт". И когда древние славяне перенимали у гуннов-пратотюрков, тюрков Великого каганата, половцев-кыпшаков, тюрков Золотой Орды до того отсутствовавшие в их языке, но жизненно необходимые политические, экономические, культурные, научные и общегносеологические термины, то они, скорее всего, не терзались угрызениями над конфликтом "своего" и "чужого", поскольку даже не испытывали подобных фрустраций и не формулировали для себя такую проблему. "Комплекс неполноценности", как это водится, был инспирирован много позже, что, например, еще в царской России нашло воплощение в спорадически возникавших и столь же обрывочно затухавших кампаниях по изгнанию тюркизмов из русского языка. Из позднейшей истории мы знаем, что с подачи высокообразованных патриотов период Золотой Орды стал рассматриваться в официальной России как время "ига" и "национального позора Руси", а обилие тюркизмов в языке русской нации стало "больной темой" и заставило поломать голову не одно поколение российских словесников: что же для нас "басурманщина" - добро или худо? Но истина где-то посередине, и весьма знаменательными на этот счет явились заключения известных российских историков языка (Л.П. Якубинский и др.) о том, что обращения к иноязычным ресурсам и лексические заимствования - не всегда и не обязательно признак слабости языка; напротив, здесь есть повод усматривать действие лексической экспансии языка, "захвата" языком из внешнего окружения элементов, необходимых для его полноценного существования и развития. Почему бы и нам в наших условиях не взять на вооружение такую тактику и не вовлекать в наш язык все, что в наших устах полезно для нас?
Если во внешней политике мы взяли курс на активное вхождение в мировое сообщество и деятельное участие в глобальных процессах, то почему бы в языковой политике и языковом строительстве как на функциональном, так и на внутриструктурном уровне языка при сохранении сильных и устойчивых позиций родного языка нам не придерживаться такой же стратегии лингвистической "экспансии", подразумевая под этим активное накопительное впитывание всего самого лучшего, что достигнуто и наработано в мировом лингвистическом развитии?
Живой язык развивается волнообразно и его эволюционный график синусоида. За каждым периодом демократизации, динамики, апогея неминуемо следует фаза покоя, консервации, статики. У казахской нации - основного обладателя и носителя своего национального языка - еще будет время разобрать и критически переоценить свои лингвистические приобретения, отделить намытое "золото" от наносных "песчинок", оставляя в языке полезное и отметая бесполезное. Но выпадет ли нам еще, и если да, то как скоро, столь же благоприятный момент, когда наши пути и возможности к языковым контактам открыты как никогда прежде? Сейчас, когда мы находимся на гребне сконструированного нами же самими политического, экономического, культурного и, не в последнюю очередь, лингвистического подъема, следовало бы умело использовать эту ситуацию как во благо самих себя, так и в интересах будущих поколений.
Вот почему вышеописанный языковой пуризм и страх "иностранщины" в подходах к формированию и упорядочению лексики и терминологии казахского языка я однозначно рассматриваю как воплощения ложной национальной гордости, псевдопатриотизма и псевдонаучности, которые не учитывают объективных, общих для всего рода человеческого законов языкового развития, неизбежно ведут в изоляционистский тупик и грозят задержать нацию на периферии мирового прогресса.
5. НУЖЕН ЛИ НОВЫЙ АЛФАВИТ
Судьба официального казахского алфавита и перспективы перехода на латиницу - еще один трудный вопрос, который давно уже у всех на устах. Решение его в общенациональном масштабе - прерогатива высшего руководства страны. И Президент Н.А. Назарбаев информирован как по существу данной проблематики, так и по дискуссионному разбросу мнений вокруг нее, пожалуй, больше чем кто-либо в стране. Известно ему и о наличии выполненных разными разработчиками и ожидающих своей реализации проектов нового алфавита. Недавно, во время официального визита в Татарстан, отвечая на вопрос местного журналиста о возможном переходе на латиницу, он сказал, что данный вопрос давно обсуждается в обществе, и для окончательного его решения нужно еще время. Сразу же после этого некоторые СМИ поспешили заявить о том, что Назарбаев уже принял решение о переходе на латиницу. Хотя, верный своему правилу тщательно взвесить все "за" и "против", Глава государства пока еще не сказал своего решающего слова. Но в одном можно не сомневаться уже сейчас: обстоятельно посоветовавшись с учеными, он сделает такой окончательный выбор, который окажется по душе большинству.
Что касается моей личной позиции, то мне хочется верить, что когда-нибудь, и лучше раньше, чем позже, мы наконец-то перейдем на латиницу, или, выражаясь точным научным языком, на новый казахский алфавит на основе латинской графики. Если с десяток лет назад из всех тюркских латинской графикой пользовались только турки, то на сегодня этот ряд успел пополниться азербайджанцами, узбеками и туркменами. Киргизы как будто бы смотрят на нас, чтобы затем уверенно последовать нашему примеру. Татарские собратья два года назад приняли в первом чтении конституционный закон о переходе на латиницу и, таким образом, практически определились в этом вопросе: дело лишь в наиболее благоприятном моменте для ввода новой системы.
Должен отметить, что тяготение только что обретших независимость народов к родственной языковой и культурной среде, их стремление освободиться от некогда навязанных "чужеродных" элементов и, восстановив самобытность, реинтегрироваться в родное этногенетическое сообщество явление естественное и закономерное и не является исключительной инициативой или специфической чертой лишь тюркских народов. Например, всего несколько лет назад сербохорватский язык был общим и единым языком для сербов, хорватов и герцеговинцев. Во всяком случае так утверждали энциклопедические словари и лингвогенеалогические классификации. Но сейчас сербы определяют свой язык как самостоятельный и отдельный сербский язык и, отказавшись от много лет обслуживавшей их язык латинской буквенной системы, стали пользоваться русской кириллицей. Хорваты определили свой язык как хорватский и принялись форсированно "зачищать" его от веками существовавших в нем арабских, персидских, турецких слов. Ни сербов, ни хорватов никто из сородичей и соседей за это не стыдил, что, в принципе, тоже логично: ведь это их внутренние дела, на которые они пошли исходя из собственных представлений о национальной чести и достоинстве, путях и способах улучшения национального бытия.
По-видимому, сходными устремлениями вызвана к жизни и дискуссия о переходе на латиницу, имеющая место среди современных российских языковедов. Весьма авторитетные русские лингвисты активно поддерживают идею перевода русской графической системы с кириллицы на латиницу, мотивируя свой выбор тем, что это существенно бы облегчило людям приобщение к компьютерной грамостности и изучение иностранных языков. И в этом есть рациональное зерно: ведь алфавит - это прежде всего система условных знаков и символов. Делать из нее большую политическую проблему некорректно и неуместно, поскольку главное здесь - требования прагматизма и удобства, неизбежно диктуемые законом языковой экономии.
И там, где ученые, лингводидакты и политики мешкают с процессом перехода на латиницу, за них это сделают (и уже активно делают!) веб-мастера, участники электронных чатов и операторы компаний сотовой связи, безо всяких колебаний и тени сомнения присылающие на наши номера сообщения вроде: "Na vash schet postupila summa v razmere 5 tysiyach tenge..." или "Qatys ta utyp all..".
Принимая во внимание современную языковую, демографическую и этническую ситуацию в Казахстане, я бы считал целесообразным, в случае перехода на латиницу, распланировать его на 10-15-летний срок. А в системе организованного обучения внедрять новый алфавит по ступенчатой восходящей градации - начиная с 1-го класса и постепенно вверх до 11-го.
По моему убеждению, казахское общество вполне готово к этой реформе. Среди старшего и среднего поколения теперь уже крайне редки граждане, которые в свое время не были охвачены обучением английскому, немецкому, французскому или испанскому языку и которые бы не знали азы латиницы хотя бы на твердую "троечку". А среди молодого поколения чрезвычайно высок и устойчив интерес как к английскому языку, так и к компьютерным технологиям, абсолютно вся терминология которых создана, функционирует и воспроизводится на английском языке. Думаю, не стоит распространяться о тех больших социальных ожиданиях от преодоления барьеров и приобщения ко всей планетарной культуре и цивилизации, которые казахский народ среди прочего связывает с переходом на латинскую графику. Не следует забывать и о том, что освоение латиницы, безо всяких сомнений, существенно облегчит учащимся процесс изучения иностранных языков и мультипликативно стимулирует лингвистическую эрудицию и компетенцию нашей молодежи, выводя ее на рубежи реального полилингвизма.
6. КОДЕКС ПРАВОПИСАНИЯ И ПРОИЗНОШЕНИЯ
Этот преисполненный драматических испытаний "революционный" скачок в своей индивидуальной языковой эволюции каждый из нас испытывает еще в детстве: научившись распознавать буквы, человек учится составлять и писать слова, чтобы свободно выражать свои мысли. Но свободой здесь не пахнет: оказывается, еще задолго до твоего рождения люди установили суровые законы правописания, когда каждый твой письменный акт должен соответствовать своду неумолимых правил, называемых Ее Величеством Орфографией.
Но, судя по фактам "разброда" и "шатаний" последних лет, и в этом "королевстве" не все нынче ладно: явление авторской орфографии и пунктуации известно в литературе давно, но ведь нашлись как и в России, так и в Казахстане оригиналы, вздумавшие индивидуально перекраивать орфографические каноны казахского языка и по-своему "открывать" и "устанавливать" неслыханные орфографические "нормы". К сожалению, и в этих случаях мы имеем дело с превратно понятой свободой и плюрализмом, хотя истинные тому названия - самоуправство и дебош.
Мы не одиноки в этом вопросе. Хотя в ведущих мировых языках давным-давно установлены языковые нормы и правила, однако и у них время от времени вспыхивают новые, нешуточные споры. Несколько лет назад по инициативе немецкого канцлера Г. Шредера ряд германоязычных стран - ФРГ, Австрия, Швейцария и Лихтенштейн приняли новые правила правописания, которыми, кстати, сегодня многие недовольны, во главе с известным немецким писателем, нобелевским лауреатом Г. Грассом.
Если такое происходит с немецким языком, где все буквы "читаются", что можно ожидать от французского, где в девяностые годы была проведена новая реформа орфографии?
Подобные споры не утихают и в Англии. Известный английский филолог М. Мюллер последние правила правописания английского языка назвал "настоящим национальным бедствием".
Хотя в решении этого вопроса нет универсального рецепта, в нашем случае, считаю, выход один: нужно составить Академический орфографический словарь казахского языка. Работу над ним нужно организовать с привлечением ведущих языковедов со всей республики, его подготовку поручить Институту языкознания Национальной академии наук, а выпуск санкционировать с согласия и утверждения Гостерминкома. Такой словарь должен стать своего рода "кодексом" для обязательного и неукоснительного соблюдения во всех школах, университетах, высших и средних специальных учебных заведениях, государственных СМИ и издательствах, работающих по госзаказу. Что касается негосударственных СМИ и частных издательств, то и они, какой бы свободой творчества и самовыражения ни пользовались, хотя бы в силу элементарного здравого смысла и требований точности коммуникации просто не смеют не придерживаться предписаний орфографического словаря. Пока же ситуация в этой сфере больше подходит под гневную сентенцию Абая: "Каждая щепка мнит себя бревном, жалкая шавка - господином".
Некоторые наши ученые высказываются за необходимость принятия закона об орфографии казахского языка. Первый же вопрос к ним: почему же только казахского, а не, например, общего для государственного, официального и всех родных языков народов Казахстана и вполне согласующегося с Законом "О языках в Республике Казахстан" и Конституцией. Но как бы там ни было, на мой взгляд, целесообразность такого предложения незначительна. Нужен ли нам прецедент, на основании которого мы окажемся перед соблазном принимать отдельный закон по каждому отдельному словарю, а затем и по каждому ярусу языка?! Посудите-ка сами, каково это звучит: "Закон о правописании", "Закон о правильном произношении", "Закон о словообразовании"...
Как я уже сказал, вопрос обстоит куда более приземленнее и прагматичнее: первым делом составить безупречный по качеству орфографический словарь, которым руководствовался бы каждый пишущий по-казахски человек. И, насколько мне известно, Институт языкознания уже готовит такой словарь в рамках государственной целевой программы "Культурное наследие", предназначенный к изданию в ближайшие годы и большим тиражом. Словарь этот должен прийти к широкому пользователю, и тогда, скорее всего, большинство из сегодняшних противоречий будет разрешено.
Академику Л.В. Щербе принадлежит глубокомысленное наблюдение о том, что все изменения, которые возникают в языке, куются и накопляются в кузнице живой разговорной речи. Поэтому и в разговоре о чистоте казахского языка и правильности казахской речи нельзя обойти вопрос о культуре и технике литературного произношения и, в частности, о лексикографическом обеспечении процесса орфоэпической кодификации казахского языка.
Здесь у нас тоже забот полон рот. Суть проблемы не столько в отсутствии орфоэпических словарей, а в невиданных масштабах массового расстройства литературной речи. Прослушайте несколько разных радио- и телеканалов, и вы убедитесь, что на сегодня выросло целое поколение дикторов и комментаторов, в речевом поведении которых крепко засело распроклятое правило "как пишем, так и произносим". Вдобавок они не имеют представления о нормальном темпе речи (от полувнятной скороговорки до затяжных пауз), выдают в эфир несуществующие в языке фонемы и смешные до слез каламбуры (особенно при озвучании иностранных слов и на неблагозвучных внутрифразовых стыках)... А ведь телевидение и радио смотрят и слушают наши маленькие дети, и им не всегда объяснишь, почему тетя в телевизоре говорит неправильно. Как и ни призовешь к ответственности иных дорвавшихся до микрофона горе-ораторов, своей дурной речью калечащих наших детей.
Большинство этих ребят - выпускники городских казахских школ. Но вряд ли справедливо обвинять их, если им недодали знаний и элементарных представлений о языковой и речевой культуре. Скорее всего, на факультетах журналистики, где они обучались, им не читали орфоэпических курсов, как, например, это делается в российских вузах (и на русских отделениях филфаков и журфаков казахстанских вузов!), где в качестве обязательной дисциплины давно и с богатой традицией (еще с появления начиная с 40-х годов XX века знаменитых трудов проф. Рубена Аванесова и нек. др.) преподается курс "Русское литературное произношение".
Орфоэпический словарь - "Священное писание" для каждого, кто профессионально работает со звучащей речью. Но не говоря уже о скромненьком орфографическом справочнике, для наших речевиков не существует даже специализированных учебных и вспомогательных пособий, которые бы поощряли их самообразование и способствовали хоть маломальскому повышению профессиональной квалификации. В итоге беспризорность целой отрасли, субъективизм и отсутствие четких критериев в оценке эфирной работы.
Классическая театральная сцена - один из редких, освященных традицией очагов, где теплится и воспроизводится культура языка и речи. К примеру, в театральных и кинематографических вузах той же России преподается курс "Русское сценическое произношение", требования по нему конкретны, как членораздельная речь, и студент, его не прошедший, допускается к сцене не ближе, чем на расстояние пушечного выстрела.
Поэтому сегодня, когда наша независимость окрепла и возмужала, в самую пору не разбрасываться пустопорожними лозунгами "Берегите родной язык!", а установить у каждого дома дисциплинирующую табличку "Соблюдайте в языке чистоту и порядок!".
Одним из первых действенных шагов на этом пути уже явился проект орфоэпического словаря казахского языка, разработанный Институтом языкознания Академии наук и подготовленный к печати также в рамках программы "Культурное наследие".
Раз уж мы затронули тему словарей, проинформирую читателя о последних новшествах в этой области. Еще в 2002 году тогда еще Министерство информации, культуры и общественного согласия заключило с Институтом языкознания договор на переиздание дополненного 15-томного "Толкового словаря казахского языка", первая 10-томная версия которого увидела свет четверть века назад. Были изысканы источники финансирования. Составителям словаря, до этого работавшим на голом энтузиазме, начали выплачиваться гонорары. Недавно из интервью многоуважаемого Герольда Бельгера узнал, что сбор слов для толкового словаря начался аж в 1937 году, и в 1972 году в этой картотеке оказалось 2 миллиона 550 тысяч слов. Какое несметное языковое богатство казахского языка!
Традиционно большой спрос на этимологические словари прирос в последние годы огромным интересом к национальной истории, культуре и языку. Следует признать, что до этого в Казахстане был создан один-единственный и небольшой этимологический словарь казахского языка. Решив восполнить этот дефицит, министерство взялось за подготовку нового этимологического свода... Но вот незадача: оказалось, что на сегодня в республике практически нет профессиональных этимологов-казаховедов! Академический Институт языкознания пообещал выправить это положение, и есть надежда, что скоро мы вплотную приступим к работе над словарем.
Кроме этого, настоятельнейшая необходимость ощущается и в других лингвистических - диалектологических, фразеологических, синонимов, омонимов, антонимов - словарях казахского языка. Как воздух необходим нам удобный в повседневном пользовании однотомный толковый словарь казахского языка, способный занять в нашей жизни такое место, каковым стал для носителей русского языка "Словарь русского языка" С.И. Ожегова.
7. БЛЕСК И НИЩЕТА МИРОВЫХ ЯЗЫКОВ
Помнится, пару лет назад в колонке главного меню печатной и электронной версии одного из изданий Казахстанского института стратегических исследований (КИСИ) при Президенте РК можно было прочесть: "Объявление!!! Принимаются статьи в раздел "Глобализация". Согласитесь, сформулированная так авангардом нашей политологической мысли сама презентация острой гносеологической потребности более чем симптоматична. Действительно, в восприятии многих современиков глобализация стала неким фантомом: и нет ее нигде, и есть она повсюду; у всех она на слуху, но мало кто знает, что она несет, как проявляется и, главное, как с ней быть. Застав врасплох наших обществоведов, для большинства из них эта тема остается все еще не по зубам. Не осмыслена она и в языкознании: в научных изданиях и материалах конференций практически не встретишь статей и исследований, посвященных лингвистическому содержанию этого процесса, как и ответов на связанный с ним главный, "философский" вопрос: "Глобализация: миф или реальность?". Впрочем, не беря на себя задачи сделать это вместо или лучше них, поделюсь лишь отдельными наблюдениями, касающимися языкового существования наций в современном непростом, но меняющемся мире.
В наши дни по мере усиления глобальной лидирующей роли сверхдержав евроатлантического мира языковая, культурная, менталитарная "англоамериканизация" стала если не синонимом глобализации, то неразлучным ее спутником, верной приметой и даже "передовым агентом влияния". В этом смысле английский язык давно (еще в середине XX века) превзошел своих ближайших сородичей-конкурентов - немецкий, французский, испанский языки.
Какова же в таком случае ролевая масса и участь казахского языка? Устоит ли наш язык под натиском столь мощной интервенции? И сможем ли мы противостоять столь колоссальной языковой экспансии? Тревожные эти вопросы возникли не вчера и задолго до падения "железного занавеса" и обретения независимости. И, как это нередко бывает перед лицом реальной и вполне осознанной угрозы, породили в обществе как несгибаемых лингвопатриотов и оптимистов, так и поспешивших побыстрее перебежать на другую сторону паникеров и пораженцев.
Жизнь языка - это вечное развитие, порой напоминающее эволюцию биологических форм. Не погрязая в грехе вульгарного дарвинизма, а опираясь на историю естественных языков, о них, все же, можно было бы сказать: подобно тому, как в животном мире сильный пожирает слабого, иногда крупные языки "поглощают" более мелкие и ослабленные. Некоторые языки, даже по наступлении их смерти и утери сущностных черт (обычно в результате полного единовременного или постепенного исчезновения живых носителей), затем продолжали свое существование в языках-преемниках, но, конечно же, в иных масштабах и видоизмененных агрегатных состояниях.
Из античной истории мы знаем, что во времена расцвета Римской империи латинский язык был самым мощным и высокоразвитым языком мира, в чем нисколько не сомневались не только верные друзья Рима, но и его заклятые враги. Говорившие и творившие на этом языке знаменитый император Юлий Цезарь, его современник непревзойденный оратор Цицерон, величайшие поэты Вергилий, Гораций, Овидий и еще много других мастеров оставили на этом языке свои бессмертные произведения. Однако происшедший в V веке распад Римской империи существенно подорвал и позиции латинского языка, хотя с крахом государства язык не исчез: пережив ряд сложных трансформаций, он, с одной стороны, отложился в виде классического языка богослужения, науки и золотого кладезя научно-технической терминологии, а с другой - дал жизнь современным романским языкам: итальянскому, испанскому, французскому, португальскому. Сегодня латинский - официальный язык одного лишь государства - Ватикана, численность населения которого колеблется лишь на уровне одной тысячи человек. Но как корень поддерживает ствол, так и ветви питают стебли: в эти дни указанные четыре живых языка - словно вечнозеленеющие листья на древе древней латыни.
Несколько иным образом обстоит история германских языков: первоначально возникнув в V-IX веках в виде ранних диалектов англских, саксонских, ютских, скандинавских племен, в X-XV веках они превратились в самостоятельные английский, немецкий, норвежский, датский, шведский и др. языки.
Сопоставляя лингвистическую расстановку сил в разные эпохи, можно заметить, что до XVIII века в литературе лидировал французский язык, а в науке господствовал немецкий. Возьмем ближайшую Россию: разве не французский язык был языком русской аристократии со времен Пушкина и до свержения Николая II? Поэтому понятие "мировой язык" даже на английский по сей день переводится как "лингва франка". А во времена Ломоносова русский был языком крестьянской России. В дошекспировской Англии нормированного и кодифицированного английского литературного языка просто не существовало. Но в эту же самую эпоху французский язык и письменность явили в литературе великого Франсуа Рабле. Вывод из этого краткого экскурса: до XIX века в мире господствовали сначала латынь, а затем французский язык.
В XX веке старая Англия растеряла свои колонии, и сферы влияния английского языка начали было сокращаться, как шагреневая кожа... Однако мощь и натиск молодой, бурно развивающейся нации - Соединенных Штатов Америки - переломили эту тенденцию, и мировые рейтинги английского языка устремились вверх. Иная судьба поджидала французский язык: с предоставлением Францией политической независимости колониям в Африке и арабских странах его политический, культурный, демографический вес уменьшился в сотни раз. Немецкий язык, когда-то характеризовавшийся воистину имперской территориальной непрерывностью, теперь существует лишь в горстке небольших государств: Германии и Австрии, Бельгии, Люксембурге, Лихтенштейне, Швейцарии. Испанский и португальский языки держатся "на плаву" и прирастают демографически только за счет поступательного развития стран и народов Латинской Америки, которые, как известно, также возникли и сформировались в результате колониального захвата и жестокого геноцида в отношении аборигенных индейских культур. Вот какие перипетии и условия сыграли свою роль в том, как английский язык во второй половине XX века выбился в абсолютные мировые лидеры.
Геолингвистическая ситуация переменчива и не терпит закоснения. Численность населения земли растет и, что на первый взгляд парадоксально, пополнятся за счет бедных стран. В Индии, население которой перевалило за миллиард, хинди изо дня в день вытесняет английский. В Гонконге и Сингапуре, некогда пошедших было столбовой дорогой англизации, китайский язык уже не оставляет шансов английскому. Более того, китайский язык постепенно превращается во второй язык населения ряда стран Юго-Восточной Азии: Филиппин, Индонезии, Таиланда. Причина лежит на поверхности: в них прогрессирует численность этнических китайцев, а экономика этих стран и положение на товарно-транзитных рынках во многом зависят от Китая.
К слову, о китайском языке: язык, который мы привыкли называть китайским, на самом деле внутренне дробится на мандаринский, кантонский, хакка, у, минь диалекты, которые в действительности представляют собой отдельные языки. По свидетельствам специалистов-синологов, разница между ними порой такова, что, например, носители мандаринского языка (материкового китайского языка) и носители кантонского языка (языка китайцев Гонконга) не понимают друг друга. Неполную аналогию составляет "диалектное" расщепление английского языка между Старым и Новым светом, некогда приведшее к различению "британского английского" и "американского английского". Но когда несколько веков назад англичане приплыли в Юго-Восточную Азию со своим языком, им было невдомек, что пройдет время и, вступив в океанских портах в гремучую смесь с местными языками, английский язык наплодит массу так называемых пиджин-инглиш (от искаженного business - "дело"; всего зарегистрировано около 50 пиджин и пиджинизированных языков), говорящих на которых поймет далеко не каждый соотечественник Шекспира.
Все сказанное призвано подтвердить, что крайне трудно планировать языковое развитие, а тем более выступать с оптимистическими или пессимистическими прогнозами по будущему конкретного языка. И в этом нет исключений даже для самых мощных и процветающих мировых языков, не говоря уже о языках - реальных или мнимых претендентах на такой статус.
Еще одно условие высокого виталитета конкретного языка - это экономическое благосостояние его народа-носителя. Фантастические успехи японцев в науке, технике и экономике не могли не вызвать во всем мире (и, что примечательно, среди деловых элит) огромного интереса к языку, традициям, истории Страны восходящего солнца. Соответственно количество иностранцев, приобщившихся к японскому языку и культуре, стало превалировать над количеством японцев, говорящих на английском языке. Как только великий китайский дракон пробудился от коммунистической спячки, во всем мире резко увеличилось количество говорящих на китайском языке. Похожая картина с пробуждением гигантской Индии: в отличие от стереотипного в нашем сознании легкомысленного образа, навеянного сентиментальными индийскими фильмами, народ этой страны больше напоминает бенгальского тигра, готовящегося совершить завидный экономический, научный, технологический прыжок...
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
Кажется, Уильяму Шекспиру принадлежит глубокомысленный афоризм: "Мое будущее - в моем прошлом". И если история - это диалектика взаимоперехода количества в качество и наоборот, то прошлое казахского народа и казахского языка наработало достаточно прочных гарантий для их будущего полноценного и достойного развития. Перечислим и сопоставим лишь некоторые, наиболее очевидные и бесспорные.
Во-первых, казахский язык - прямой наследник и законный преемник языков, некогда правивших половиной мира гуннов, тюрков, булгаров, огузов, хазар и кыпшаков. Стало быть, история казахского языка намного древнее иных находящихся ныне в фаворе романских и германских языков.
Во-вторых, когда английский, французский, немецкий, испанский языки еще только формировались, вышлифовываясь из варварских диалектов, предки казахов уже имели высокоразвитую письменность, кроме прочего, запечатлевшуюся в исполненных на древнетюркском языке алфавитным письмом памятниках в честь Кюль-Тегина и Тонь-Юкука, а также в разбросанных от Енисея до Дуная тысячах более мелких памятников.
В-третьих, казахский язык не одинок, а живет в большой семье тюркских языков, общая численность носителей которых на сегодня достигла 200 миллионов человек. Это больше всех вместе взятых носителей французского (общее число говорящих около 95 миллионов человек) и немецкого (общее число говорящих во всем мире около 100 миллионов человек) языков, сопоставимо с числом говорящих на арабском языке (около 200 миллионов) и несколько меньше говорящих на славянских языках (свыше 290 миллионов). Человека, изъясняющегося по-казахски, способны понимать носители других тюркских языков, а это значит, что казахский язык может выполнять (и выполняет, если вы бывали на базарах Средней Азии, Восточного Туркестана, Урало-Поволжья, Северного Кавказа и Анатолии) функцию языка-макропосредника.
В-четвертых, численность самих исконных и основных носителей казахского языка - казахов - составляет 15 миллионов человек, что, по высказанным еще в советские годы неофициальным оценкам социолингвистов, зачисляет их в разряд "великих" (Ю.Д. Дешериев), или, точнее, крупных наций и языков. Для сравнения: не говоря уже о таких вчерашних союзниках по СССР, как латыши, литовцы, эстонцы, молдаване, армяне, грузины, таджики, численность которых в разрезе наций не превышает 6 миллионов человек, численность населяющих Европу норвежцев, шведов, датчан, венгров, чехов, словаков, финнов колеблется на уровне 5-11 миллионов. Хотя следует признать и то, что жизнь языка и привязанность к нему его носителей не зависят напрямую от мощности его демографической базы: численность живущих на маленьком острове исландцев едва достигает 300 тысяч, но они вовсе не спешат распрощаться со своим языком.
В-пятых, казахский язык обладает территориальной непрерывностью, на гигантских просторах которой свободно уместилось бы 5 Франций, 10 Великобританий, 65 Швейцарий!.. Чем не перспективнейший плацдарм для будущего развертывания и роста?
В-шестых, казахский народ - это не только нация сплошной, 100-процентной грамотности, но и высокообразованное общество, по своей интеллектуальной мощи и научному потенциалу способное уверенно конкурировать с передовыми странами Европы.
В-седьмых, казахская нация обладает высокоразвитой культурой, при сохранении этнической самобытности, впитавшей лучшие духовно-эстетические традиции и достижения Востока и Запада.
В-восьмых, ускоряющийся изо дня в день экономический рост страны превращает казахскую нацию и весь народ Казахстана в одно из респектабельнейших действующих лиц мирового цивилизационного процесса.
Нужно знать и понимать Казахстан, чтобы видеть за этим не только повод для проявления национальной гордости, но и реальные измерения, в которых самовидит себя казахский народ - тот отправной пункт, ту дорогу и ту цель, с осмыслением которых наш народ набирается решимости преодолевать неведомые расстояния предстоящей истории.
Вот уже 13 лет мы строим новое, независимое государство. Уверен, что демократию мы доведем до европейских требований, законодательство - до международных норм, культуру - до мирового уровня, образование - до общепринятых стандартов. Все это - признаки любого государства, считающего себя частью цивилизованного мира. А где же тогда наша национальная особенность (только не путать с национальной исключительностью), где та основа нашего национального бытия, которая отличает нас от многовекторного, разнополюсного, полиязычного мира? Безусловно, в языке. Поэтому мы его называем ана тілі - материнским языком, впитывая его с материнским молоком. Мать и Родина - не только созвучные, а неделимые понятия. Так будем же мы не только гражданами мира, но, прежде всего, сыновьями своего Отечества.
Мухтар Кул-Мухаммед,
пресс-секретарь Президента РК