Он своими трудами побуждал коллег к поискам, а простых граждан задуматься о своем прошлом и будущем. Как гражданин, он был не равнодушен к происходящему, и как ученый, вызывал уважение коллег прямотой своих суждений.
Он был первым, кто основал жанр политической аналитики, и именно благодаря ему, политология в Казахстане стала популярна. Первым, кто умело сочетал академическую и прикладную науку. Первым, кто не скрывал, что любой ученый в первую очередь – гражданин с большой буквы, и показывал это своим примером.
Поэтому, обладая глубокими теоретическими знаниями, Нурболат Масанов мог, как никто другой, доходчиво, красноречиво донести до простой публики свои мысли. При этом его суждения или версии были часто спорными, а поэтому интересными. Им могли восхищаться, его могли критиковать, но друзья и оппоненты искренне уважали его.
Политолог, публицист, журналист газеты «Караван» Айгуль Омарова поделилась своими воспоминаниями об одном из основоположников казахстанской политической науки Нурболате Масанове.
«Как рассказать о человеке, с которым ты общался на протяжении многих лет? С тем, кто был близок тебе по духу, о ком смеешь думать, что ты с ним одной группы крови на рукаве? О человеке, которого нет уже 12 лет, но в твоей и не только в твоей памяти он жив и будет жив, пока ты сам дышишь?
Нурбулат Масанов был одним из тех мятежных натур, какие приходят на нашу землю не просто улучшить её, но разбудить сознание, заставить вспомнить о чести и достоинстве, а главное – ответить на вопросы, кто мы, куда и зачем идём. Наверное, не на все вопросы он сам нашёл ответы, но то, что искал и пытался жить в соответствии с теми представлениями, которые сам для себя выработал, несомненно.
20 апреля 2018 года Нурбулату Эдигеевичу могло бы исполниться 64 года. Но, увы, до этой даты он не дожил. Его смерть оказалась такой неожиданной и одновременно нелепой…
Как человек, который сам долгие годы страдает от астмы, могу сказать, что, скорее, дело было уже в сердце, которое устало и не выдержало того, что происходило вокруг.
Моё знакомство с Нурбулатом Эдигеевичем произошло в начале 90-х годов, когда ещё столицу страны взорвали публикации в ряде газет, написанные им в соавторстве с Нурланом Амрекуловым. Эти статьи содержали в себе тот перестроечный воздух свободы, которым пропитано было тогда всё пространство. Молодые учёные, казалось, несли в себе не только сам дух гласности – одно из условий свободы, но и свет знаний. Поэтому так жадно потянулись к ним студенты, журналисты, все, кого волновала судьба страны.
Именно тогда в КазГУ был открыт дискуссионный клуб, собравший не только студентов, но и почти всё передовое население Алма-Аты. Забегая вперёд, отмечу, что многие, с кем тогда я познакомилась, стали известными политологами, журналистами, издателями. Это уехавшие в Россию Андрей Грозин и Виталий Хлюпин, издатели Асхат Асылбеков и Владимир Волошин.
А надо сказать, что Нурбулат Эдигеевич и сам примечал тех, у кого горели глаза, и потом интересовался их судьбой. Помню, как однажды весной мы встретились недалеко от его дома на улице Желтоксан, и на остановке в ожидании автобуса говорили о его студентах, чем они занимаются. И меня тогда поразило, как тепло говорил он о них.
Некоторым это покажется удивительным, поскольку внешне Нурбулат Эдигеевич часто казался колючим и мог так оборвать, что человеку казалось, что профессор Масанов его на дух не переносит. Так было, например, со мной, когда в «Политоне» (дискуссионный клуб, созданный Нурбулатом Масановым и Сергеем Дувановым позже) в ответ на мою фразу, Нурбулат Эдигеевич так меня обрезал, что стало обидно. А потом подошёл, как ни в чём не бывало, и спокойно затеял разговор. Много позже я поняла, что такая манера ведения дискуссии была лишь потому, что ему не хотелось остановить нить разговора, шедшего в ту минуту, а реплики со стороны, как ему казалось, уводят дискуссию в сторону.
К слову, мало кто знал настоящего Масанова – человека, который трепетно относился к своим близким, страшно гордился успехами дочерей и сына, очень любил супругу и маму. Казавшийся открытым, на самом деле Нурбулат Эдигеевич многое носил в себе. Наружу выплескивал только то, что имело, на его взгляд, общественную значимость.
В середине 90-х годов он уходит из университета и по своей воле, и потому, что его публикации носили острый характер, и в вузе опасались, как это отразится на университете. Нурбулат Эдигеевич консультирует ряд политических партий, даже становится членом совета одного из общественно-политических движений. Каково было ему, настоящему учёному, тогда? Об этом знает, наверное, только жена Лаура Ертаевна. А Масанов был истинным учёным, тосковавшим и по научным советам, и по дискуссиям с коллегами. Помню, с каким уважением на многочисленных конференциях, каких много было в 90-е годы, относились к нему российские учёные Сергей Кляшторный и Сергей Панарин, советский, а ныне американский доктор исторических наук Анатолий Хазанов. Хазанов сам занимался проблемами номадизма – главное научное занятие профессора Масанова, а востоковедам Кляшторному и Панарину было интересно всё, что делал казахстанский коллега.
Понятно было, что Нурбулат Эдигеевич тосковал по научной деятельности. Глаза его становились всё грустнее, и энергия, которая била ключом ранее, казалось, куда-то исчезла. А в 2005 году почти за год до безвременной кончины Нурбулата Эдигеевича назначили директором нового научно-исследовательского Института по проблемам культурного наследия номадов. Ох, как он взялся за работу. Была разработана стратегия по проблемам изучения истории казахов, как носителей кочевой культуры. Составлена программа работы института. Мечтал создать этно-аулы с тем, чтобы именно там можно было знакомить всех с номадической культурой. Увы, через год Нурбулата Эдигеевича не стало, и планы не реализовались.
Для некоторых, кто не знает ни биографии Нурбулата Эдигеевича, не читал его книги, Масанов слывёт манкуртом, человеком, выступавшим против казахского языка. И невдомек таким, что только настоящий патриот своего народа в состоянии написать такую книгу, как «Кочевая цивилизация казахов». Лишь истинный сын казахов может потратить годы жизни на скрупулёзное изучение архивов для того, чтобы доказать: казахи были не просто кочевниками, они вели и оседлый образ жизни, о чём свидетельствуют предметы материальной культуры в виде посуды, оружия, конной сбруи и т.д.
Когда я читала эту книгу, меня пронзила мысль о том, сколько же всего должен был перелопатить человек, чтобы создать такой фундаментальный труд. Впрочем, нам, казахам, не угодить. Нашлись и такие, кто твердил, что перечисление пашни, скота, пастбищ не есть наука. А между тем, докторская диссертация Масанова имеет непреходящее значение и для тех, кто гордо себя бьёт в грудь, что только они – патриоты. Вот им и прочитать бы книгу и понять, что казахам было чем гордиться, потому что, несмотря на кочевой образ жизни вплоть до 20-х годов 20-го столетия, казахи создавали и культуру труда. Из поколения в поколение казахи передавали знания о том, как лучше пасти скот, где самые сочные травы, и как пережить джут, нередко случавшийся в степи.
Чуть позже предметом научных изысканий Масанова стали история возникновения разделения казахского народа на жузы, типология миграций на казахской земле. Он много интересовался трудами исследователей, писавших о казахах. Мало кто сегодня знает, что в Казахстане Нурбулат Масанов стал единственным доктором исторических наук - специалистом по номадизму.
Мне обидно, что некоторые нерадивые люди вменяют Нурбулату Масанову то, что он якобы выступал против казахского языка. В реальности Нурбулат Эдигеевич говорил об ином. Он утверждал, что приказом нельзя заставить изучать язык. Для утверждения казахского языка, как государственного, проникновения его во все сферы общественной жизни, необходимо создавать интеллектуальную инфраструктуру. В определённой степени такой инфраструктуре будет способствовать, считал Нурбулат Эдигеевич, перевод на казахский язык монографий и книг, учебников выдающихся людей. Вот цитата из одного его интервью: «Только тогда у людей появится возможность получать информацию и интеллектуальные знания на казахском языке. Тогда появится языковая среда, на которой можно будет научиться думать, заниматься наукой и получать полноценное образование».
Сегодня, спустя 12 лет после внезапной смерти Нурбулата Эдигеевича, видишь, как он был прав. И недаром сейчас создано национальное бюро переводов, которое как раз занимается тем, о чём говорил Масанов. И по-другому не могло быть. Нурбулат Эдигеевич был истинным учёным и поэтому ко всему подходил с точки зрения науки. Собственно, это и отличает настоящих учёных. Так, академик Аскар Джумадильдаев заметил одному информационному ресурсу: «Я считаю, что повышение культуры будет происходить через технологическое перевооружение. Сегодня казахский язык стал чем? Языком поэзии и бытового общения. Но казахский язык не является языком технологий, бизнеса и экономики. А без этого наивно думать, что язык будет развиваться сам по себе. У нас должен быть свой Королев, свой Лобачевский. У нас есть космодром, есть ядерный полигон. Но почему нет казахского Курчатова, казахского Королева?» Согласитесь, одно ощущение у двух докторов наук.
Я не знаю, каким бы сейчас стал Нурбулат Эдигеевич. Полностью погружённым в науку, этаким академичным учёным или остался бы тем, каким мы знали его при жизни: человеком с широким кругозором, который интересовался всем на свете, включая футбол (мало кто из спортивных комментаторов у нас так знает столь детально футбольный мир)? Это и неважно. Главное – жил бы рядом Человек, Личность, Учёный».